Журналист Владимир Желтов в эксклюзивном интервью iReactor сообщил, чему его научил Олег Сердобольский, и какая история из блокадного Ленинграда потрясла его больше всего.

17 мая в пресс-центре Медиагруппы «Патриот» состоялась пресс-встреча «Долголетие в журналистике: Олег Сердобольский — 55 лет службы в ТАСС». После мероприятия композитор, журналист и автор книги «Узелки блокадной памяти» Владимир Желтов рассказал iReactor о своих взаимоотношениях с ветераном журналистики Олегом Сердобольским, а также поделился трудностями, с которыми столкнулся в ходе написания книги о блокаде Ленинграда.

— Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Олегом Сердобольским?

— Это долгая история. Я очень внимательно читал ленинградские газеты. И увидел публикации Олега Сердобольского. Они были в основном «ТАССовские», я особо на них не обратил внимания. Ну, прочитал и прочитал. Но время от времени появлялись интервью Сердобольского в СМИ, и я понял, что это тот автор, у которого надо учиться.

Потом у него появилась рубрика в газете «Санкт-Петербургские ведомости», и это я уже не пропускал. Вырезал все это, хранил в отдельных папочках, и тоже учился писать. На каких-то «тусовках» я видел Сердобольского, я знал, как он выглядит, но знакомиться я не спешил. Честно говоря, сейчас и не смогу сказать, как я с ним познакомился (смеется). Где-то, когда-то… Совершенно случайно получилось. И у нас сложились очень теплые отношения.

— Чему самому главному Вас научил Олег Михайлович?

— Порядочности. Я не буду называть газету и главного редактора. Газеты уже не существует, главный редактор жив и здоров. Это была газета с очень заслуживающей большого уважения многолетней историей, и пришла новая команда, которая превратила издание даже не в «желтую», а в «не-пойми-какую» прессу. Тексты подавались ужасно. Заголовки такие, что за голову надо хвататься. Перекраивали тексты.

Я проработал там два года и понял, что надо уходить. Потому что если до этого меня «на ладошке» уважаемые люди передавали друг другу, и было сверхуважительное отношение, то вдруг люди начали от меня отворачиваться. Доходило до того, что мне говорили: «Я бы вам дал интервью, но этой газете я не дам». И вот я решил уходить. Главный редактор меня уговаривал остаться, и какое-то время лежало заявление [об уходе] без даты.

Когда пришло время поставить эту дату, главный редактор удивлялся со словами: «Володя, почему вы уходите? Все ведь хорошо, Вас постоянно публикуют. Вы же знали, в какую профессию вы идете, здесь иначе нельзя. Вы назовите хоть одного человека, который работает в СМИ и является порядочным». Я с ходу ответил — Олег Михайлович Сердобольский. В журналистике можно быть порядочным человеком.

— Какова структура Вашей книги «Узелки блокадной памяти?»

— Книга состоит из трех частей. Первая часть об участниках обороны Ленинграда и жителей блокадного города. Вторая часть, к сожалению, очень маленькая, это моя преступная ошибка. Я не занимался жителями блокадного Ленинграда, которые оказались в эвакуации. И третья часть о нашей памяти и нашем беспамятстве.

Мы говорим, что никто не забыт, ничто не забыто. А всегда ли оно так? Когда я решил собрать под одну обложку все свои блокадные публикации, получалась какая-то ерунда, набор документов: интервью, якобы монолог, какие-то маленькие репортажи. Тогда я решил пропустить все через себя. Я связал все это с биографией своей семьи, начиная с бабушки, которая жила в блокадном Ленинграде. Ее воспоминания я не записал.

— Почему у вас не было воспоминаний бабушки?

— Так получилось. Когда бабушка к нам приезжала, и я ее просил рассказать о войне, она всегда отвечала: «Внучок, давай в следующий раз». И так вся жизнь прошла ее… Я так и не записал. Это мое преступление.

— Какое самое больше открытие вы сделали, собирая «Узелки блокадной памяти»?

— Когда ничего уже изменить было нельзя, когда книга была в типографии, я узнал, что в блокадном Ленинграде жила не только бабушка, но и трое ее детей. С моим будущим отцом, его братом и сестрой. Я понял, что надо заниматься своей семьей. История страны должна писаться в семье.

— Вы планируете продолжить написание документальной книги?

— Надо было когда-то поставить точку. Когда ее ставить — 9 мая 1945 года или 27 января 1944 года, я не знал. А потом я решил продолжить эту тему и никогда не заканчивать. История блокады продолжается. 8 мая этого года я был в Мясном Бору, где были захоронены останки 364 красноармейцев. Их обнаружили недавно. Представляете, сколько людей еще не найдены. Страшно представить. Да, книга издана, но работа продолжается. У меня было к себе много вопросу по поводу нее, поэтому я надеюсь, что книга будет рано или поздно издана так, как мне хотелось бы ее видеть. Я уже успел написать несколько новых воспоминаний, в том числе детей блокады Ленинграда.

— Каким методом вы собирали информацию?

— Я по образованию историк, журфак не заканчивал. Я понимаю, что если бы стал рыться в архивах, то это была бы совершенно другая книга. Меня интересовал, прежде всего, человек. Конкретный человек. В этой книге есть истории со знаком вопроса. Правду он рассказывал или нет — нельзя проверить, поэтому все остается на совести рассказчика. Но это все личные истории конкретных людей, архивов здесь нет и быть не должно.

— Вы общались с очевидцами событий или с их родственниками?

— И с теми, и с теми. В книге описано, как и с кем я встречался. Но первую историю я записал в 1969 году, это была история моей первой учительницы. Потом был перерыв. Когда учился в университете, посещал семинары Валентина Ковальчука, который занимался историей. И вот тогда я вдруг понял, что надо записывать воспоминания. Потом судьба меня свела с основателем музея «А музы не молчали…» Евгением Линдом, и пошла плодотворная работа. Это очень тяжелый материал.

Иногда приходилось долго за человеком либо ходить, либо договариваться. Так, с Ольгой Афанасьевной Фирсовой мы готовились четыре вечера. Она ко мне присматривалась, прислушивалась. И только на пятый вечер она сказала: «Теперь доставайте диктофон».

— Какая история из блокадного Ленинграда вас больше всего задела, врезалась в память?

— Больше всего меня задело то, что мой отец тоже был в блокадном Ленинграде. Вообще, каждая история потрясает… Там нет простых историй.

Читайте iReactor в Яндексе

Автор: Дарья Вейбер #журналистика #блокада ленинграда #желтов #сердобольский

Источник: inforeactor.ru